В своей странной охоте за тенью Фаолан все чаще чувствовал, что он будто бы идет по самой границе двух миров. Один – мир восхитительных снов, часть той реальности, что была изображена на стенах пещеры. Именно в этом мире ему надлежало занять свое место в текучем волчьем бирргисе. Другой – это мир, который он наблюдал с вершины скалы, мир молодого глодателя на отшибе стаи, терпеливо дожидавшегося разрешения поесть. И это казалось ему нечестным со стороны других членов клана; ведь Фаолан сам видел, как желтоватый волк, несмотря на кривую лапу, усердно помогал остальным на охоте и преграждал дорогу оленям, пытавшимся повернуть в другую сторону. А между тем ему приходилось довольствоваться остатками. Но таков уж закон кланов.
Наступил сезон осенних бурь. Во время проливных дождей с разрывающими небо молниями и оглушительными ударами грома волки теснились в пещерах, а скрилины воем жаловались на небесный огонь. Поэтому по ночам, когда портилась погода и бушевал яростный ветер, Фаолан осмеливался отойти от скал и углубиться внутрь территории клана.
Однажды, когда через все небо промелькнула особенно яркая молния, он подобрался совсем близко к стае. Скрилин рассказывал историю одного вождя из эпохи Долгого Холода, который состарился, лишился зубов и слуха и почти ослеп. По принятому среди волков обычаю однажды он ушел в отдаленное убежище: это было первым шагом ритуала, который назывался «хвлин раскола». Так он покинул свой клан, свою стаю и должен был под конец расстаться и с собственным телом.
Освобождаясь от шкуры и становясь бесплотной дымкой, старый вождь испытал удивительное чувство. Оглянувшись через плечо, он посмотрел на свое оставленное на земле тело: шкура отражала лунный свет, но некогда теплые и живые кости и мышцы уже казались холодными и совершенно чужими. Вдруг волк понял, что это его совершенно не заботит. Словно маленький щенок, он резво вспрыгнул на первые ступени спиральной звездной лестницы, ведущей к Пещере Душ, расположенной в самой дальней точке созвездия Великого Волка.
Не успел он пройти и половины пути, как послышался отдаленный грохот, а в следующее мгновение небо с треском разорвала огромная сияющая молния. Звездная лестница зашаталась, и старый вождь полетел вниз. Он падал… и падал… и падал… Его лапы тщетно молотили по воздуху, пытаясь уцепиться когтями за ступени звездной лестницы, – казалось, что сама она вообще исчезла. Да и звезды тоже исчезли, оставив лишь темноту, в которой сверкали ослепительные молнии и грохотал оглушающий гром. «Почему я это вижу и слышу? – думал старый вождь. – Я же оглох и почти ослеп!»
Оглядевшись по сторонам, он не увидел своего тела. Волк поглядел вниз и вместо призрачных увидел крепкие ноги, прочно стоявшие в грязи. Он поднял одну лапу и с удивлением присмотрелся к оставленному ею следу. «Я не старый, я молодой. Я здесь, на земле, а не в Пещере Душ. Мое время еще не пришло».
А потом из пещеры, в которой сидели, прижавшись друг к другу, волки, в ответ на песнь скрилина донесся слаженный вой.
«Вот почему наши вожди носят шкуру и ожерелье из костей, – пели волки хором. – Так они отдают дань почтения великому вождю Фенго, возглавлявшему наш поход из Долгого Холода. И именно поэтому Фенго возродился».
Вой волков пробудил в Фаолане какие-то новые, незнакомые ему глубинные чувства. Он понимал все, что услышал, но в этой песне ощущалось еще нечто, невыразимое словами. Дослушав ее до конца, он уже повернулся, чтобы пойти прочь, но тут ветер донес до него из пещеры тихий шепот. Волки казались испуганными: «Опасность. Враг близко. Чужак. Берегитесь!» – тихо переговаривались они.
«Чего они боятся? – удивился Фаолан. – Они стая и сильны вместе. Недавно все досыта наелись мяса. В пещере безопасно».
Однако он предпочел не выяснять, а уйти подальше.
Глава двадцать пятая
Лунная гниль и пенная пасть
Дождь, бушевавший всю ночь, уже несколько часов как закончился, когда к пещере, в которой пережидали бурю волки из стаи Западной Осыпи, приблизился Ангус МакАнгус, глава клана. Он пришел в ответ на завывание скрилина. Во время небесного огня, как волки называли молнии, было принято петь песни, по-разному истолковывавшие это удивительное явление природы, но скрилин этой стаи почему-то выбрал именно песню про волка, который не умер. Обычно она предвещала несчастье.
На вожде не было ни церемониальной шкуры, ни ожерелья из костей – он не хотел привлекать к себе излишнее внимание. Если бы Ангус МакАнгус пришел в торжественном облачении, которое обычно носилось им в гаддерхиле, то переполошил бы всю стаю. Волки могли бы подумать, что случай чрезвычайно серьезен и их всех вызывают на гаддер. В свою очередь, гаддерхилами назывались церемониальные пещеры кланов, в которых проводились собрания и обсуждались самые серьезные дела.
Поприветствовать вождя вышла скрилин – довольно красивая волчица с серебристой шкурой и темным подшерстком. Она сразу же всем животом опустилась в грязь и склонила голову набок. Уши ее были опущены, черные губы подтянуты в жесте полной покорности.
– Пожара не было, Айслинн?
– Нет, небесный огонь не перекинулся на землю.
В разговоре между вождем клана и скрилином, воспевавшим небесный огонь, следовало придерживаться определенных правил. Хотя вождь и был выше по статусу, он не имел права сомневаться в том, как скрилин интерпретировал опасное явление природы. Глава клана мог спрашивать лишь о конкретных знаках или событиях, подтверждавших мрачный прогноз. Вот если бы молния вызвала пожар или просто ударила в скалу, это было бы явным признаком несчастья. Тогда и выбор песни о старом вожде, пусть героической, но полной печали и рассуждений о смерти, был бы понятен.
Глава клана прошелся из стороны в сторону, принюхиваясь и стараясь учуять запах гари. Стая пристально наблюдала за ним. Вдруг порыв резко переменившегося ветра донес до ноздрей вождя новый, совершенно неожиданный запах. Ангус МакАнгус повел носом и приподнял бровь:
– Здесь бывают медведи?
– Нет, никогда, – ответил ему один из волков высокого ранга. – Они бы ни за что не ушли так далеко от реки.
– Не понимаю. Пахнет медведем. И еще волком. Но нездешним.
– Вы учуяли сразу два запаха? – спросила скрилин.
– Да, и они как-то необычно переплетаются.
– Как будто они странствовали вместе? Шли бок о бок?
Ангус МакАнгус внезапно замер на месте и вгляделся в странный отпечаток лапы. Шерсть у него на загривке встала дыбом, уши навострились. Так вот о какой напасти говорил небесный огонь! Подушечки пальцев незнакомого волка были слишком широко расставлены, да еще и лапа искривлялась наружу. Такой след мог оставить волк с пенной пастью.
Болезни этой боялись все звери. Она неминуемо заканчивалась смертью, но прежде чем та наступала, приходилось пережить еще и невыносимое безумие. А если волк с пенной пастью нападал на какое-нибудь другое животное и кусал его, то оно тоже сначала сходило с ума, а затем умирало.
Теперь вождю был понятен и запах медведя: больной гризли напал на волка и заразил его. Наверное, медведь уже умер, но волчьи-то следы совсем свежие. Значит, нужно что-то делать, пока не стало поздно.
Ангус МакАнгус повернулся и поднял морду. На утреннем небе бледной тенью висела луна. Лунная гниль! Дурной знак, особенно в сочетании с песнью скрилина и отпечатком кривой лапы.
Вождь завыл. Он должен предупредить остальные кланы об опасности. Нужно созвать все свои стаи и соседний клан МакДункана в гаддерхил. А еще надо сообщить соседям – кланам МакНамары и МакДаффа и даже презренным МакХитам. Ведь эта болезнь распространяется быстрее любого воя. Уже сейчас, пожалуй, слишком поздно. Стая наверняка обречена. Клан тоже обречен. Более того, погибель, похоже, грозит всем волкам Далеко-Далеко.